Нажмите "Enter" для перехода к содержанию

Раскулаченные: верность родному Отечеству [1]

Последнее обновление на 17.05.2019

Среди тех, кого Советская власть подвергла репрессиям, есть немало людей, кто в годы великих испытаний верой и правдой послужили Отечеству как в тылу, так и на фронтах Великой Отечественной войны.


Жила в селе Татарово большая семья Павла Ивановича Рогачёва. Хозяин был крепкий и физически, и духовно, был доброжелательным и религиозным человеком, вел своё хозяйство грамотно и успешно. Неожиданно его, единственного из всех в селе, «раскулачили» и отправили в город Копейск (бабушка почему-то всегда говорила, что в г. Шахты), Челябинской области.
Мы сделали запрос во Владимирский архив о материалах на Павла Ивановича Рогачёва. Однако, подтверждения о том, что он был репрессирован, не получили.
В «Деле о восстановлении в избирательных правах разных лиц» (начато 1931 г., окончено 1932 г.) значится, что:
«…3) Рогачева П.И., в списках лишенных нет, жены Евдокии и сына Ивана также. Татарово» .
То есть, по документам — не репрессирован, не «лишенец». В действительности — выслан из села со всей своей большой семьей. Имущество было растащено сельчанами, а дом был забран под сельский Совет.

В августе 1990 года Евдокия Павловна Васильева (Рогачёва) дочь Павла Ивановича, и ее внучка Надежда, от дочери Любы, приезжали к нам в гости в Горький. Евдокия Павловна оказалась замечательно интересным рассказчиком. Говорила плавно, правильно, красивым, приятным голосом и, вместе с тем, очень живо, передавая прямую речь. Так же говорили наша мама и бабушка Поля. Её рассказ, её судьба как великая правда народа, где ничего не убавить, не прибавить.
Родилась Евдокия Павловна 26 февраля 1920 года в Татарове. Кроме неё в семье были – Анна, Екатерина, Иван (1912 года рождения), потом были еще три девочки – они умерли, затем Анастасия (Ася), Нина, Александр (1929 года рождения).
«Александра носили крестить уже в Свято, к этому времени церковь в Татарове уже была закрыта. Церковь закрыли, священника арестовали, приехали за ним и куда-то увезли.
Татаровская церковь была очень красивая, с богатым убранством. При входе на стене была большая икона. Отец пел в церковном хоре.
В Свято шли пешком, путь не близкий – более пяти километров».
Евдокия была воспримницей (крестной) у Александра. У Евдокии крестной была ее старшая сестра, так было принято, что близкие родственники были восприемниками.
«Дедушка – Иван Евдокимович, умер в 1924 или в 1926. Когда он умер, много народу пришло в избу. Пришел священник его соборовать. Дел лежал на широкой лавке. Принесли меру пенькового семя, поставили в него свечки и зажгли. Священник что-то говорил быстро и нараспев. Родственники стояли вокруг деда Ивана».
Евдокия Павловна окончила 4 класса Татаровской сельской школы. Здание школы, ещё церковно-приходской сохранилось до сих пор. Все сестры и братья Евдокии Павловны окончили ту же школу.
Школу Евдокия окончила в 1931, в этом году всю семью Павла Ивановича Рогачева выслали из Татарова на Урал . «Что начали высылать из сел и деревень людей зажиточных, мы конечно слышали. В Семеновке, да в Ширино, там были мельницы ветряные, там жили мельники – я помню, мы с отцом ездили туда рожь молоть, — их стали забирать первыми. Раз они мельницы построили – значит, богачи. Жили, конечно, мельники хорошо, но и работали день и ночь, особенно, когда дул ветер. Отдыхали мельники только в безветренную погоду. Их раскулачили и сослали, говорили, что и у нас в Татарове будут раскулачивать. Папа говорил – я никакой не кулак, я середняк, я своим трудом живу, меня не раскулачат. Да и детей у нас много – не раскулачат! И в колхоз я вступил – нет, не должны.
Жили в деревне две семьи значительно богаче нашей, я фамилии не помню. Жили получше, да и детей было поменьше. Так они, когда пошли слухи о раскулачивании, дома заколотили, свое добро забрали и уехали в город. Конечно, дома их обобществили, контору в одном сделали, а в другом, что не помню, но самих их оставили в покое, дети у них в городе пошли в школу. А из всего села только одного папу и раскулачили, из 300 дворов-то, больше никого. Пришли ночью и забрали. Мы, дети, даже не слышали как всеэто было, и кто приходил забирать — не видели. На утро – мама плачет, прибежали сестры — Катя с Аней, они жили уже своими семьями. Катя вышла замуж за Садкова Ивана Степановича, сапожника, у ней уже был мальчик. Аня тоже была замужем за Глебовым Сергеем Егоровичем, жила в Нуле, у нее было двое детей. Прибежали, плакали, конечно, что-то из вещей мама им отдала.
Мама сказала — надо готовиться, скоро и за нами придут. Целыми днями мы терли всей семьей картошку. Мама делала из полученного крахмала тесто и пекла тонкие блинчики, а потом блинчики складывали стопками и опять запекали. После этого сочево резали на тонкие полоски – получался лапшенник. Наготовили целый мешок, но когда через десять дней за нами пришли, то всё отобрали. С собой не дали взять ничего. Я помню, как забирали наш огромный ведерный самовар с медалями, очень мне его было жалко. Посадили нас на подводу и повезли. Маму и нас мала-мала меньше – мне – 11, Насте было 8 лет, Нине – 5 лет, а Саше 2 годика. Это было в июле или июне, точно не помню. Повезли нас в Павлово, через реку Оку переправляли на пароме. Собрали нас всех, а народу навезли много, поместили в каком-то громадном помещении. Все кругом было огорожено дощатым забором. Через день или два привезли папу. Потом погрузили в вагоны и повезли, сколько ехали не помню. Разрузили нас в Копейске».
Местные жители сначала встретили спецпереселенцев настрожено и даже можно сказать враждебно, но скоро отношение изменилось – все увидели, что люди приехали порядочные и работящие.
«Отец, — вспоминала Евдокия Павловна, — все время возмущался — за что его раскулачили. Наемных работников у нас никогда не было. Отец вел хозяйство сам и очень грамотно – по-науке, выписывал журналы по сельскому хозяйству. Особенно его интересовали всякие ягодные культуры – малина, смородина. Первыми в селе отец начал выращивать помидору, только вот собрать урожай не успели.
Дом был большой, доставшийся по наследству от родителей. Как входишь – большой коридор, в конце горница, где жили летом.
Дети спали на полатях. Расстояние от потолка до полатей было в нашем доме большим, когда приходила в другие дома, там такого не было, потолок был значительно ниже, чем у нас.
В большой комнате – два окна выходили на улицу, на боковой стороне – одно окно.
Большая русская печь как перегородка.
Дед был волостным старостой, ему полагалась верховая лошадь. Кроме неё в хозяйстве была ещё одна лошадь – рабочая; две коровы; свиньи с поросятами, полтора десятка кур.
К дому примыкал огромный крытый двор. В нем располагался омшаник и клети со скотиной. В большом дворе стояли коровы и лошадь, там была подстилка из соломы.
В крытом дворе было специальное место, где располагались большие глиняные бочаги с ягодами, собранными в лесу – голубикой, черникой, гонобобелем, брусникой, клюквой.
Рядом с двором был огород, а дальше, через неглубокий овраг – большой сад. От дома до самого конца сада шла тропинка.
На усаде была баня и погреб, куда зимой набрасывали снег до самого верха, а летом там было холодно, и вся еда там хранилась. Особенно, помнится, какая вкусная была земляника с холода. Всей семьей ходили за земляникой.
Возле бани – колодец. Колодец был на пару с соседями. Была сделана такая выгородка не сквозная – переулочек в загороди, чтобы можно было пользоваться колодцем вместе.
Отец разводил пчел, было 10-15 ульев. Когда качали мед, то всем соседям разносили на пробу угощенье, так было принято.
За садом был амбар, потом сарайчик, где располагалась терка для картошки и веялка. Потом был очень большой сарай, куда ставили сани на лето, чтобы не мокли и телеги на зиму. В этом сарае хранилось сено и отходы от молотьбы для кур. Потом был ток, где молотили, потом рига, овин, где был оборудована сушильня, в глубоком подвале разводился огонь и горячий дым и воздух высушивал снопы, располагавшиеся на решетке, сделанной из толстых жердей.
Молотили цепами на току, пол на току был ровный, очень крепкий, как бетонный. На нем не было ни одного камешка. Потом, ещё до колхоза, односельчане, которые хорошо жили, хорошо хозяйствовали, сложились и на четверых купили конную молотилку, веялку. Не надо было молотить цепами, стало значительно легче молотить. Молотилка была конная, лошадь ходила по кругу. Мы любили кататься на молотильном круге и на бревне».
«Катя, когда увезли нас, написала заявление-жалобу в исполком на несправедливое выселение семьи из села. Она собирала подписи по селу, многие подписали. Но когда она привезла это заявление властям, ей сказали – молчи, не ваше дело, так надо было. А тем, кто подписал заявление, угрожали, некоторых прижимали».
«По приезду в Копейск отца направили на работу – в шахту. Однако через два года врачи запретили ему работать под землей, только на поверхности, и он делал крепления для штреков.
Мама работала дояркой, но когда заболели руки, ее перевели работать в свинарник.
Кроме того, всех спецпереселецев обязали разрабатывать землю под огороды. Копали лопатами целину, много разработали земли. Посеяли там пшеницу, посадили овощи. Создали такой колхоз – сельхозартель «Свободный труд», мы там все работали в овощных бригадах. Потом этот колхоз стал очень богатым и на трудодни работники получали много.
Сразу купили сначала козу, потом корову, и это нас спасло.
В 32-33 годах в стране была засуха и голод. Было очень трудно. Нам помогал Ваня, старший брат. Он в это время жил в Дзержинске у тети Саши и дяде Коли, они тогда его забрали из села. Дядя Коля выучил его на маляра и вместе они подрабатывали. Ваня успел окончить татаровскую школу, а уж 8 классов окончил значительно позже и много работал».
В Копейске Евдокия снова пошла учится в 4 класс, городская школа отличалась от сельской по уровню требований, хотя, как оказалось знания в татаровской школе давали хорошие. В этой же школе Евдокия Павловна окончила 8 классов. После школы – педагогическое училище в Челябинске, которое она окончила с отличием.
Хорошо учились и сестренки, они обе окончили медицинский институт, стали врачами.
После окончания училища Евдокия работала в школе в Копейске, учила детишек матемтике в 5-7 классах. Проработала 4 года. «Голова болит – трудно работать в школе. Плачу – не буду я работать, а потом привыкла. Сколько тетрадей надо было проверить, каждый день, правда, за проверку тетрадей доплачивали. Получать стала много, больше отца и он очень гордился этим.
Отец часто потом говорил – ну и хорошо, что нас выслали, зато какая замечательная у меня семья, дети образованные, живем хорошо, все есть. А в Татарове так бы и просидели в деревне.
Действительно жили дружно и благополучно».
Потом была война. «Вызвали в райком комсомола – не хотите ли идти на фронт. Конечно, стыдно было не идти на фронт. В 1942 призвали в ряды Красной Армии. Сначала обучение — управление огнем зенитной артиллерии. Нас с подругой направили в Бологое. Там мы и воевали долго – полтора года. На пушках были только мужчины, девчонки на приборах, на дальномерах. Зенитки калибра 86 мм, средние орудия. Сбивать немецкие самолеты в эти годы уже было трудно, так высоко они летали, что вырабатывать расчетные данные на них стало очень трудно. К концу года присвоили звание страшины, стала комсоргом батареи.
Бомбили Болгое однажды 10 дней подряд. Осколки сыпались на нас как дождь. Сначала летал разведчик с двумя фюзеляжами, который наверное перепутал прибор ПАЗО-3 с орудиями и основной удар бомбардировщики стали наносить не по орудиям, а по тому месту где были мы – прибористы. Но нашему расчету везло, мало девчонок погибло. Мы находились не на передовой, обычно километрах в 10-20. Жили в землянках, сами их рыли, маскировали дерном.
Из дальнобойных орудий большого калибра нас обстреливали постоянно. Когда мы своей тягой прибыли в Великие Луки, нас расположили на месте полностью погибшей зенитной батареи, никого не осталось в живых. Командир приказал рыть землянки. Отрыли, а надо чем-то проложить стены, чтобы не прислоняться к голой земле. Рядом дом был полуразрушенный, пошли посмотреть, может досок половых наберем. Вдруг появился немецкий самолет и сбросил бомбу прямо в тот дом, в который мы шли – грохот, пыль, обломки летят. Чудом остались живы.
Помню в тех же Великих Луках пошли в баню через болото, а тут обстрел и возле нас упал снаряд огромный, длинный, но не разорвался.
В Старой Торопе было дело. Политрук вызвал к себе – дочурка, говорит, надо провести политбеседу о парижской коммуне, дело было в марте, к празднику. Но я ведь ничего не знаю, чего рассказывать-то. Ну сходи, говорит, на станцию там бронепоезд стоит, может у них, у политработников что-нибудь есть. Пошла, и мне там дали пару заметок из журнала или газеты. Возвращалась, когду уже темнеть начало, шла вдоль полотна железной дороги. Иду – слышу, — гудит самолет, не по-нашему гудит, думаю — ведь не наш самолет, и так низко летит и прямо над железной дорогой. Вижу действительно самолет не наш, а на крыльях красные звезды. Как долетел до станции, так и начал бомбить. Он летел со стороны бронепоезда и наша батарея его пропустила и зенитки бронепоезда. Наша батарея стала стрелять, когда он отбомбился. Ох, тогда попало шашему начальству, что пропустили самолет. Все его пропустили, думали, что свой – на крыльях звезды красные. А дел он натворил на станции страшных. Стояли составы с боеприпасами и обмундированием, все взлетело на воздух. Ящики со снарядами летали по воздуху, сплошной гул от взрывов. Одна бомба попала прямо в вокзал, много народу погибло.
Я растерялась, мне надо было идти на батарею через станцию, а там кругом снаряды валяются и взрывы гремят, пришлось обходить лесом. Утром ходили на станцию смотреть, там бульдозерами растаскивают остатки вагонов, заравнивают воронки.
Потом, неожиданно дали отпуск, нужно было одну девушку сопроводить в Челябинск. Ее с фронта домой отправили, забеременела. Приехала к родителям на неделю, а пробыла к счастью долго. Военком предложил поработать секретарем в военкомате, врач дал справку о том, что требуется длительное лечение – на три месяца. Из части меня уже разыскивать начали, часть в то время уже стояла в районе города Плевинас. Собралась – поехала. Добралась до Москвы и встретила своего однополчанина. Куда едешь Рогачиха, я ему все рассказала. Наша часть, говорит, уже в Тильзите, так что поехали сразу в штаб ПВО — в Ригу. Поехали в Ригу, там меня при штабе и оставили. Командиром корпуса был генерал Кулча.
Сначала служила при штабе писарем, потом медсестрой. Ещё в Копейске я прошла курсы медсестер. Нам показывали, как перевязывать, как раны очищать. Когда первый раз открытую рану увидела, думала сама живой не останусь, но потом привыкла. Человек ко всему привыкает.
Там в Риге я встретила Ивана Ильича. Служил он связистом при штабе. Потом его перевели старшиной в автороту. Штаб располагался в большом доме, связисты были на первом этаже, мы на втором. Так и познакомились, 13 июня 1945 зергистрировались. Уж больно число-то несчастливое, говорила я ему, но прожили мы хорошо и счастливо до 70 лет. Ивн Ильич был на 2,5 года меня старше. После демобилизации Иван Ильич в Тресте столовых и ресторанов, даже заведовал кустом столовых, потом работал на складах, потом ушел работать на завод. 23 года проработал на Рижском вагоностроительном заводе, сначала рихтовальщиком в цехе холодильников, потом шлифовщиком корпусов, потом распредом.
После войны пошла я учиться в педагогический институт, но вскоре пришлось уйти, первая беременность у меня протекала очень тяжело. После родов пошла на курсы дошкольных работников, а потом в детский сад. Меня много раз звали работать в школу, но так я и осталась работать в детском саду воспитателем, до пенсии. Правда одно время уходила с работы, когда дети пошли в школу – то ключи забудут, то не поедят вовремя, то уроки не сделают. Два года сидела дома, занималась ребятами».
Жили они счастливо до тех пор, пока не пришел черед трагического излома союза народов – крушение СССР. Жили они в г. Риге на улице Этнас в большой коммунальной квартире, соседями были две старушки-латышки, после прихода к власти националистов и принятия закона о реституции, вся семья была выселена из этой квартиры.

Примечания:
1.См.: Нефёдов В.Н. Евдокия Павловна Васильевна (Рогачева): биография советского человека. — Электронное периодическое издание «Открытый текст». Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов. Н. Новгород, 2013.

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Тема Mission News от Compete Themes.
Яндекс.Метрика